Отпечаток со среза дерева, как пластинка на патефоне. Годовые его кольца, такие неровны черные и белые, а местами золотые – моя жизнь. Открытки и письма, адресованные мне и мной моим дорогим людям, детям, родителям, любимым.

Осенью, когда краснеют клены момидзи или весной, когда цветет сакура в Камакуре особенно многолюдно, но мне нравится Камакура в начале зимы. Серые дорожки, дома и на фоне этого серого спокойствия сияет оранжевая хурма на деревьях. В дождливую погоду туристов нет, а местные жители сидят по домам. И только зонтики редких прохожих парят над дорожками. В буддийских и синтоистских храмах дым от горящих благовоний не хочет подниматься к богам-небожителям, он идет низом и в конечном счете капли дождя прибивают его к мощенным дорожкам. Камакура – единственное место в Японии, где я перевожу свой фотоаппарат в режим черно-белой съемки. Она настолько прекрасная и самодостаточная в своей лаконичности выражения форм, что яркие цвета я целиком оставляю туристическим вспышкам фотоаппаратов.
Мне нравится желтая с крупными ворсинками, грубая бумага, ее я покупаю в Пекине. Эта бумага органично становится частью картины, на ней оставляю пустые места, но они наполняются энергией самой бумаги.

Когда картина закончена, художник испытывает удовлетворение и радость и ставит свою печать на работу. Это самый сладкий момент. Но здесь холодный осенний дождь и все печати лежат в сахарнице словно конфеты.

Отпечаток с листьев маньчжурского ореха, растущего в Сибири.
Лист 1 в темных тонах – женский лист, на фоне можно прочитать отрывок из описания женского синтоистского обряда весны.

Отпечаток с листьев маньчжурского ореха, растущего в Сибири.
Лист 2 - янский светлый лист помещен на фоне текста мужского очистительного синтоистского обряда.

Работа – результат моей рефлексии на города-призраки в Китае, конкретно город Канбаши меня просто нокаутировал. Построенный на полтора миллиона человек со всей инфраструктурой – он стоит совсем пустой, в нем никто не живет. Вместе со мной лотосы на озере смотрят своими круглыми глазами и моргают в недоумении. Диссонанс квадратных форм мегаполиса и круглых природных форм живого вместе с холодной -теплой цветовой гаммой усиливают впечатление.

Идея с павлином появилась после Индии, где они ходят как курицы и просто живут в лесу. После любования ими, когда они как слоны взлетают и садятся на соломенную крышу дома, выпрашивают по утрам еду и свистят по ночам - я просто не смогла не нарисовать его.

тушь, минеральные краски, поталь, рисовая бумага на флизелине
58*34 см

Счастье любит тишину. Символы на этой картине – пожелания благополучия, процветания и счастливой семейной жизни.

В первой части диптиха – схватка живого и неживого. Среди них читаем различные качества тех и других, которые могут дать преимущества. Так у кого же больше преимуществ? — Вот в чем вопрос.

Вторая часть диптиха вообще снимает этот вопрос с повестки дня. Расклад ясен. Рыба дымится с чудесной корочкой на тарелке, пиво уже на столе и вот наконец всем стало понятно, что эта битва была лишь игрой, где выиграла третья сила и кто-то третий распробовал вкус победы.

Отпечатки окуней на переднем фоне выполнены в технике гётаку. Рыбаки на заднем фоне, заполняющие зимой безграничные водоемы России. Мотив не просто так – это реальность моей жизни, муж архетипично боготворит рыбалку.

Моя рефлексия на обучение на арт-менеджменте. Техника гётаку. Дорада была моделью. Разговоры о современном искусстве. Если композиция и цветовые решения и мастерство больше не эталоны, а то что удивляет и шокирует и является в некоторой контрадикцией к основной системе – эталон современного искусства, то разве океанический мусор не то же самое для стаи этих море-жителей? Что это? – вопрошает одна. Опасно ли или съедобно ли? Следующая предполагает, что это современное искусство, попавшее к ним из другого мира.